Книга Двойная звезда. Том 2  - Евгения Соловьева

Почти как вчера во дворце… Проклятье, Малкольм!

Накатило вчерашнее отчаяние, которое он тщетно пытался запить карвейном… Трижды проклятье! И за то, что не смог спасти друга, и за то, что сбежал из дворца, поджав хвост! Неважно, что уехать велел Аранвен, неважно, что твое присутствие никому и ничем не помогло бы…

«Но сейчас, – подумал Грегор, стиснув зубы. – Я отправлюсь во дворец. Приведу себя в порядок и… Нет, сначала – в Академию. Необходимо поставить Совет в известность. Если, конечно, Райнгартен не сделал этого еще вчера. И к тому же… О, Претемная! Первая лекция у Воронов! Которую, разумеется, нельзя отменить, а просить о замене совершенно некого! Что ж, в Академию, а затем – во дворец. Его высочество Кристиан… теперь уже его величество… Должен же я узнать, нашелся ли мальчишка!»

Он наконец открыл глаза, полежал неподвижно, глядя в потолок и чувствуя, как слегка ноет голова, сел на постели – одеяло соскользнуло, и…

Кровью пахли пятна на простыне. Совсем немного, и уже высохшие.

Проклятье! Только этого…

Он закрыл глаза, сжал ладонями виски – память тут же с издевательской яркостью высветила события прошедшей ночи.

«Барготов ублюдок! – с отчаянной яростью подумал Грегор. – Как ты мог, Бастельеро?! И еще смел упрекать… других?! Мальчишка Вальдерон, по крайней мере, не совершил недостойного, в отличие от… Претемнейшая, какой же немыслимый позор! И как теперь смотреть в глаза этой несчастной девочке, которую… которая… которая, проклятье, влюблена в тебя, самодовольная слепая скотина! Как вымолить у нее прощение? Представить страшно, что теперь бедняжка думает о «мэтре Бастельеро», если сбежала, не дожидаясь твоего пробуждения…»

Снова открыв глаза, Грегор обвел взглядом комнату.

Никаких следов Айлин. Разве что вчерашняя рубашка и штаны, как попало брошенные в кресло, говорят о том, что раздевался он торопливо – и что камердинер не заходил в его спальню. Нет, в самом деле, ничего не говорит о ее присутствии, кроме смятой постели и…

Поморщившись, Грегор отвел взгляд. Дернул за шнур, вызывая камердинера, и невольно поразился, насколько быстро тот явился – не под дверью же ждал? С кувшином для умывания, конечно же…

– Поставьте на стол, – бросил Грегор, глядя не на кувшин, а в каменно-невозмутимое лицо пожилого слуги, ухаживавшего за ним еще в детстве. – И скажите, моя гостья…

– Покинула особняк около двух часов пополуночи, милорд, – ровно откликнулся камердинер.

– Благодарю, – мрачно кивнул Грегор. – Распорядитесь подготовить купальню. И принесите шкатулку с фамильными драгоценностями.

Если камердинер и удивился, то не подал виду, и Грегор даже почувствовал подобие благодарности за очередной молчаливый и невозмутимый поклон. По крайней мере, можно быть уверенным, что никто из его слуг не посмел оскорбить гостью даже взглядом. И снова душу потянуло мучительным осознанием вины. Уснул, как пьяный мальчишка! Да, почти два стакана карвейна на пустой желудок и после магического боя – вещь коварная, и в другом случае Грегор не удивился бы, что его вынесло, как адепта-первогодка. Но после такого! Что о нем теперь думает бедная девочка, с которой он повел себя по-скотски, даже не утешив после… Не заверив, что ее честь не потерпит ни малейшего урона!

Темно-синий сапфир женского родового кольца поймал солнечный луч, блеснул в глаза остро и насмешливо, и Грегор едва удержался, чтобы не бросить барготово кольцо обратно в шкатулку. Эта насмешка – лишь злая шутка его собственной памяти. Много лет назад этот самый сапфир мягко светился на руке его мачехи… По крайней мере до того, как стало известно о проклятии. Если вспомнить хорошенько, тогда маленький Грегор любил забраться к ней на колени и любоваться бархатными переливами синевы в камне. «Мой маленький альв», – смеялась Аделин, гладя его по волосам, и кольцо, ловя игру света и тени, мерцало еще загадочнее…

Сапфир блеснул еще насмешливее, и Грегор стиснул зубы. Да, в точности так же блестели глаза Беатрис, когда он, восторженный болван, явился к ней с этим же кольцом. Просить ее руки с позволения Малкольма… действительно, болван! А ведь он тогда принял эту издевку за смущение и сочувствие!

Он почти увидел очаровательно удивленную гримаску Беатрис, и услышал свой постыдно запинающийся голос:

– Его величество Малкольм… он король и прекрасный человек, моя госпожа, но он не любит вас. Вас, прекраснейшую и достойнейшую из женщин! А я вас люблю – больше жизни, больше… больше всего на свете! Больше магии… Я не король, это правда, но уступаю в знатности только ему, а в богатстве – не уступаю и Малкольму, хотя это и не то, чем следует похваляться перед дамой… И я буду боготворить вас, пока дышу, моя госпожа! Если вы согласитесь принять мою руку…

Улыбка Беатрис просияла солнцем, выглянувшим после дождя, и Грегор осекся, не понимая – что он сказал такого смешного?

– Какая очаровательная чепуха, мой дорогой Грегор, – прозвенел ее нежный голос. – О, простите, я, конечно же, имею в виду вовсе не ваши чувства, а только лишь то, что мой жених не любит меня. Я прекрасно об этом знаю. Но какое это имеет значение? Его величество может любить, кого ему будет угодно, но женится он на мне, как того требует его долг короля и мой долг принцессы. Полагаю, у моего будущего мужа всегда будут фаворитки, и в этом вовсе нет ничего страшного, пока он не выставляет их напоказ. О, но я так благодарна вам за вашу преданность, Грегор… И ценю ее всем сердцем, поверьте!

Ее рука, прекрасная, нежная рука, золотистая, словно светящаяся изнутри, очутилась перед самыми глазами, и Грегор, плохо понимая, что делает, коснулся ее губами.

Обтянутая бархатом шкатулка выпала из его ослабевших вдруг пальцев, раскрылась от удара о плиты террасы, и кольцо – фамильное кольцо Бастельеро! – зазвенело на полу, покатилось к самым ногам Беатрис…

– О Грегор, – протянула она таким странным тоном, что Грегору показалось, будто сейчас он сгорит от стыда…

Беатрис отняла руку, наклонилась и подняла кольцо раньше, чем он успел хотя бы шевельнуться. Повертела в руках, подняла, рассматривая камень на просвет.

– Чудесный сапфир, мой Грегор, – улыбнулась она. – Вы позволите?..

– Что угодно, моя госпожа, – едва разомкнул он непослушные, словно смерзшиеся губы, не понимая, о чем она спрашивает.

Кольцо скользнуло на ее палец, и Грегору показалось, что его сердце вот-вот остановится. Беатрис несколько раз повернула руку, склонила головку, снова залюбовавшись игрой солнца на камне, и, сняв перстень, протянула ему.

– Действительно чудесный камень, Грегор. Даже жаль, что я не могу принять его. Но вы можете быть уверены, что, будь у меня выбор, я бы не пожелала ничьей любви, кроме вашей. Увы, мы оба скованы долгом. Я – перед семьей, а вы – перед сюзереном и другом. Но мы ведь останемся друзьями?

Грегор встряхнул головой, отбрасывая воспоминание. Беатрис не нужна была ни его рука, ни, тем более, сердце. Пожалуй, и к лучшему, что она отказала ему, иначе… Смог бы он выносить ее измены, как Малкольм?